Эмор

В первой половине этого раздела речь идёт о святости священников в народе Израиля, а во второй – о святости времени. Это продолжение предыдущих разделов – «Ахарей мот» и «Кдошим», в которых говорится о святости всего Израиля. В нашем разделе мы переходим к более высокому уровню святости, отличающей священников, а затем и к святости первосвященника. Святость последнего особенно велика, потому что он осуществляет служение в Святая Святых в День Искупления.

А поскольку святость влечёт за собой обязанности, то священникам заповедано больше, чем остальным, а первосвященнику больше всех.

Раздел начинается с обращения к священникам («Эмор» – «Скажи»), а заканчивается рассказом о скверне и мерзости – об удалении и умерщвлении богохульника сынами Израиля – «и вывели они хулителя за пределы стана, и побили его камнями».

В первом стихе трижды появляется корень «алеф-мем-рейш» – «И сказал (ва-йомер) Господь Моше: Скажи (эмор) священнослужителям, сынам Аарона, и скажи (вэ-амарта) им: Из-за мёртвого не лишит себя чистоты в народе своём». Обычно же в Торе для передачи обращения Бога используется слово «дибер»/«ва-идабер», обозначающее речь, оно же используется в обороте, обозначающем повеление что-либо передать («дабер леэмор»). Здесь единственное место, где приведен только глагол «скажи», «амар». Более того, он удваивается: «скажи … и скажешь», – да и сам раздел называется «Скажи» по этому слову. Ни один другой раздел в Торе не назван словом со значением «сказать» или «изречь», хотя они крайне часто употребляются в Торе (наиболее близкое по значению название раздела – Ваикра, «И воззвал»).

Следует помнить, что корень «Алеф-Мэм-Рейш» имеет в Торе ещё одно применение – «Господа превознёс (эЭМаРта) ты ныне… И Господь превознёс (эЭМиРеха) тебя сегодня, чтобы был ты Ему особым народом… И чтобы поставить тебя превыше всех племён, которые Он сотворил на хвалу, и на славу, и на великолепие, и чтобы ты был народом святым Господу, Б-гу твоему, как Он говорил» (Дварим, 26:17-19).

Иными словами, здесь смыслом корня «Алеф-Мэм-Рейш» является отделение и возвышение над всеми. Также и на арабском языке слово «эмир» означает «правитель», а на иврите «амир» – это верхушка дерева, возвышающегося над всеми – «…две-три маслины на верхушке самой высокой ветви…» (Йешаяу, 17:6).

Таким образом, именно потому, что наша глава говорит о святости священников и их отделённости от всего народа Израиля посредством особых заповедей и больших, чем у других, обязанностей, глава начинается с корня «Алеф-Мэм-Рейш». Словно для того, чтобы сказать священникам: этими заповедями Я ставлю вас выше (маАМиРха) всего народа Израиля. И не чувствуйте себя обделёнными из-за того, что запрещено вам оскверняться от мёртвого и жениться на разведённой или лишённой святости, и от других ограничений, потому что эти ограничения связаны с вашей святостью, дабы вы могли исполнять особую, предназначенную вам роль в народе ради служения Господу.

И поэтому раздел назван «Эмор» (Скажи) – в нём наставляют священников и освящают их. Как мы уже упоминали в разделе «Шмини», священники стоят на восьмой ступени святости в народе Израиля (левиты – на седьмой ступени), а первосвященник в День Искупления восходит на десятую ступень святости, и поэтому может вступить в Святая Святых – десятый уровень святости пространства.

Поэтому главное требование к священникам – не оскверняться мёртвым, в отличие от всего прочего народа, включая левитов, которым дозволяется оскверняться мёртвым, но только запрещено в состоянии нечистоты есть от святых жертв и входить в Храм (до осуществления очищения посредством пепла «красной коровы»). Священникам же строжайше запрещено оскверняться от мёртвого, именно от мёртвого, а не от других видов скверны, ибо, как мы объяснили, мёртвое тело человека – это основа основ скверны, и по мере возрастания святости, увеличивается степень отдаления от осквернения мёртвым.

Следовательно, первосвященнику запрещено оскверняться нечистотой мёртвого даже при смерти семи близких родственников (что разрешено рядовому священнику). Так же и назарей, стоящий на особой ступени отдалённости и святости, подобно первосвященнику, не должен оскверняться мёртвым, даже если умирает один из семи близких родственников, потому что назарею сказано: «…ибо венец (незер) Бога его на его главе» (Бемидбар, 6:7). А также о первосвященнике сказано: «…ибо венец елея помазания от Бога его на нём» (Ваикра, 21:12), а также: «…и возложи святой венец на кидар» (Шмот, 29:6).

Интересно, что слова «назирут», «назорейство», и «кдуша», «святость», оба означают отделённость и отстранённость, указывая на удаление от скверны, отстранённость от всего мирского, выделение из толпы.

Ибо нечистота мёртвого оскверняет святость священства, поэтому говорится – «Да не осквернит себя муж в народе своём». Человеку, освящённому и занимающему особое положение – «мужу в народе своём» – запрещено оскверняться от мёртвого, что повлечёт осквернение его святости.

При этом, рядовому священнику разрешено вступать в контакт с нечистотой только при смерти семи наиболее близких родственников: матери, отца, сына, дочери, брата, незамужней сестры и жены. Более того, на нём лежит обязанность заниматься их похоронами, принимая на себя их нечистоту: ведь и они святы, и их души связаны с его душой. Поэтому нечистота от их мёртвых тел не оскверняет его святость (однако эта логика не работает применительно к первосвященнику, стоящему на особом уровне святости).

И поэтому священнику запрещено принимать на себя нечистоту от умершей сестры, которая была замужем, ибо она уже принадлежала другому, и её связь с ним разорвана её браком с другим.

Теперь Тора перечисляет три запрета, которые, на первый взгляд, касаются только священников, находящихся в трауре по умершим родным – «Да не делают они плеши на голове своей и боков бороды своей да не обривают, и на теле своём да не делают надреза. Святы должны быть они Богу своему, и да не оскверняют имени Бога своего, ибо жертвы Господни, хлеб Бога своего, приносят они, и (потому) должны они быть святы». Создаётся впечатление, что эти выражения траура запрещены священникам, так как они портят их внешний вид, который должен соответствовать великолепию службы в Святилище. Служители Господа должны выглядеть пристойно, что невозможно, когда у них сбриты бороды и выстрижена плешь, а лицо и тело исцарапаны.

Но, как мы видели в предыдущем разделе, некоторые из этих запретов касаются и простых евреев: «Не стригите краёв волос вокруг головы вашей и не порти края бороды твоей. И царапин по умершем не делайте на теле вашем, и наколотой надписи не делайте на себе» (Ваикра, 19:27-28). А также в книге Дварим: «Не делайте на себе надрезов, и плеши не делайте над глазами своими по умершим» (Дварим, 14:1). И все же эти запреты отличаются друг от друга: про священников написано: «и боков бороды своей да не обривают», а про простых евреев: «не порти края бороды твоей». Там запрет не относится к ситуации траура по умершему, в то время как запрет священникам относится к действиям, обусловленным трауром. Правда, Талмуд проводит параллель между этими запретами и постановляет, что в любом случае, как священникам, так и остальным евреям, как в трауре, так и безотносительно его, запрещено бриться с помощью бритвы (что является как бритьём, так и порчей бороды). Тем не менее, из простого прочтения текста мы можем понять, что всем евреям в ситуации отсутствия траура запрещено портить края бороды, а не бриться, и это может быть связано с обычаями семи ханаанских народов, которые срезали волосы по краям головы и края бороды, что имело отношение к отправлению языческих культов. То же самое касается и плеши: в обоих случаях выстригание плеши запрещено как выражение траура по умершему, но не само по себе (и так же постановляет галаха). Но в стихах о священниках этот запрет относится к волосам на голове, а там, где говорится о простых евреях – к волосам, растущим между глазами. (Талмуд и здесь объединяет ситуации, постановляя, что в обоих случаях речь идёт о волосах на голове, а не между глазами). То же касается и расцарапывания лица и тела – в обоих случаях это выражает траур по умершему, ведь о простых евреях сказано «и царапин по умершем не делайте на теле вашем», а про священников: «и на теле своём да не делают надреза».

В книге пророка Ирмияу приводится описание траура моавитян по разрушенному и опустошённому Моаву: «…вырваны волосы на голове у каждого и борода у каждого обрита, и на руках у каждого царапины, а на чреслах вретище» (Йермияу, 48:37).

Итак, складывается впечатление, что простым евреям эти запреты даны из-за близости недозволенных действий к языческим обычаям, а священникам – в коннотации траура по умершему, из-за их служения в Скинии и необходимости иметь внешний вид, достойный этой службы. Далее, мы видим, что по той же причине священник с физическим увечьем не может отправлять служение в Скинии. Кроме того, заповедано «служить Господу в радости», а внешние проявления траура уменьшают радость служения.

Сказано: «Будьте святы», и из этого явствует, что подобные действия нарушают святость, потому что святость требует сдержанности и способности самоконтроля. Выражения же скорби, доходящие до членовредительства, нарушают святость, поскольку они ломают рамки, которые нельзя преступать, даже переживая сильнейшее горе, тем более что в иудаизме существуют правила, предписывающие как именно следует проявлять горе и траур. Тот же, кто показывает своё горе сильнее положенного, выражает этим неприятие и протест против Божественного суда.

Еще одна область, в которой ограничения для священников строже, чем для остальных евреев – это то, что касается брака и интимной жизни. «Жену блудницу и утратившую святость [священства] нельзя им брать, и жену, отосланную мужем своим, нельзя им брать, так как свят он Богу своему». Интересно, что в этом стихе проводится разделение между «блудницей и утратившей святость» и «отосланной мужем своим», которая упомянута отдельно. Далее же, при перечислении запретов, касающихся первосвященника, все они перечислены подряд: «Вдову или отосланную, или утратившую святость [священства], блудницу этих нельзя ему брать».

Кроме того, последовательность запретов, когда речь идёт о простом священнике, приведена в обратном порядке по сравнению со стихами о первосвященнике: при перечислении запретов обычному священнику названа прежде всего блудница, затем утратившая святость и, наконец, разведенная: по мере уменьшения проблематичности статуса. Ведь с блудницей был совершён грех, в отличие от разведённой, которая не совершала никакого греха. Утратившая святость – это промежуточный случай, потому что закон нарушили её родители, вступившие в недозволенный брак (например, священник и разведённая женщина). Когда же речь идёт о первосвященнике, запреты изложены в обратном порядке, от лёгкого, разведённой, к наиболее тяжкому, блуднице. Спрашивается, почему?

Поскольку первосвященник в любом случае назначается из числа священников, блудница и разведённая были запрещены ему и раньше. Так почему же не добавить только «и вдову», ведь в этом единственное его отличие в этой области от обычного священника. И раз ему запрещена разведённая, зачем упоминать более серьёзные запреты на брак с утратившей святость и блудницей, ведь это, казалось бы, само собой разумеется?

В матримониальных запретах обычному священнику сказано: «потому что святы они Господу». И непонятно, каким образом брак с разведённой умаляет святость служителя Господа? Ведь она вполне может быть самой чистой и праведной женщиной, которая никогда ничего не нарушила, а, к примеру, первый муж-негодяй выгнал её, желая жениться на другой и не замечая её достоинств. Как же брак с такой женщиной может умалить святость женившегося на ней священника? И тем более неясно, почему первосвященнику запрещена вдова, вся «вина» которой в том, что её первый муж преждевременно скончался.

Но дело в том, что брак делает мужа и жену одним целым, и так же, как от священников требуется совершенное физическое здоровье без изъянов, так же и его брак должен быть цельным и совершенным. В случае же, если жена пережила развод, её единение с новым супругом вряд ли будет совершенным, потому что в её прошлом неизбежно присутствует первый муж, так или иначе оказавший на неё влияние, тем более, если от этого брака есть дети. Но даже если детей нет, остаются воспоминания о первом браке. Поэтому в запрете, касающемся обычного священника, сказано дословно: «жену, отосланную мужем своим», а не просто «отосланную», ведь основа запрета именно в незримом присутствии прежнего мужа. Тем более это относится к блуднице, чьи воспоминания о всех её прежних мужчинах нарушают цельность её единения со священником, делая их связь в некотором роде увечной.

Чем выше уровень святости, тем большее единение требуется между супругами. Поэтому первосвященнику запрещена и вдова, хотя её первого мужа уже нет в живых, и сказано, что сердце забывает умершего. Тем не менее в случае с первосвященником единение с супругой будет несовершенным, ведь она все же раньше была замужем за кем-то другим. Поэтому: «Только девственницу из народа своего возьмёт в жёны», – у неё нет воспоминаний о другом, которые создавали бы препятствие между супругами и нарушали цельность единения.

Поэтому в отличие от всех предыдущих стихов раздела, которые обращаются к слушателю во множественном числе: «не стригите… не сбривайте… не делайте царапин… будьте святы… и не испортят… они приносят… да будут святы… жены блудницы и осквернённой не берите… и жену, отверженную мужем своим, потому что свят он Богу своему», – последние слова: «потому что свят он» неожиданно сказаны в единственном числе. К кому они относятся? Ведь только что речь шла о священниках, которым запрещено жениться на разведённой. Кого же имеет в виду Тора, говоря «потому что свят он»?

Из нашего объяснения явствует, что эти слова можно отнести к брачному союзу священников. «Свят он Богу» – этот союз должен быть свят, без следов предыдущих царапин и увечий.

Итак, мы задались вопросом, как объяснить противоположную градацию запретов применительно к простому священнику и первосвященнику.

Прежде всего, следует понять смысл слов: «Жену блудницу и утратившую святость нельзя им брать». Возможно, подразумеваются две разные женщины: одна из них – блудница, а вторая – утратившая святость, и нельзя брать в жёны ни ту, ни другую? Но в таком случае более уместна была бы форма множественного числа: «Жён блудниц и утративших святость – не берите». Или же слово «жена» должно было бы повторяться дважды: «Жену блудницу и жену утратившую святость…» – такой повтор мы видим в конце этого предложения, когда к списку добавляется разведённая женщина: «Жену блудницу и утратившую святость [священства] нельзя им брать, и жену, отосланную мужем своим, нельзя им брать».

Но если говорится об одной и той же женщине, которая была блудницей и лишилась святости, следует ли из этого, что запрет не распространяется на ту, к которой применима лишь одна из этих характеристик? Можно ли простому священнику брать её в жёны, если она «только» лишилась святости или «только» блудница?

Первосвященнику заповедано: «Он жену в девстве брать должен». Это указание общее, оно включает в себя почти все перечисленные далее запреты. Какова же цель подробного пояснения: «Вдову или отверженную, или утратившую святость, или блудницу, этих нельзя ему брать»?

Тем не менее, надо отметить, что в этом подробном пояснении учтены все возможные случаи, все особенные ситуации. Например, если речь идёт о девственнице, овдовевшей после помолвки (в том случае, когда жених умер, не успев взять её в жены). Может возникнуть проблема также с девственницей, которая сразу после помолвки была отвержена женихом. Да и блудница, может оказаться в «техническом смысле» девственницей.

Определение «утратившая святость» относится как к женщине священнического рода, вступившей в связь с тем, кто не может быть священником, так и к той, что родилась от недозволенного брака (например, вследствие связи священника с разведённой женщиной). В этом случае она, хотя и ничем себя не запятнала, всё же запрещена в жёны первосвященнику (отсюда мы можем сделать вывод, что она также запрещена и простому священнику, поскольку в перечислении запретов использован тот же термин).

Несмотря на то, что во всех перечисленных случаях они остаются девственными, эти женщины запрещены первосвященнику, ибо «девицу из народа своего должен он брать в жену». На первый взгляд эта фраза выглядит лишней, ведь уже сказано: «Он жену в девстве брать должен». Но смысл высказывания состоит в том, что, хотя во всех перечисленных случаях женщины технически являются девственницами, ни одна из них не названа «девственницей из народа его». Это слово, описывая их, теряет главную роль в сочетании и становится зависимым: вместо «девственница из народа своего» – «жена в девстве».

«Девственница из народа своего» – это девушка, вообще не знавшая мужчины. Выражение «жена в девстве» означает, что, хотя девственность в ней сохраняется, «девственницей из народа его» она всё же не называется.

После этого становится понятным, для чего Тора, говоря о первосвященнике, повторяет то, что уже было сказано один раз о простом священнике. Чтобы уяснить и выучить: любому священнику (от простого до первосвященника) запрещены как любая разведённая женщина, так и любая женщина, утратившая святость (по вине ли родителей или из-за блуда) – независимо от того, сохранили ли они девственность или нет.

Также и блудница, вступившая в связь с мужчиной, брак с которым невозможен, запрещена любому священнику, от простого до первосвященника, независимо от того, сохранила ли она девственность.

Ведь если бы Тора ограничилась только законами о простом священнике, мы не смогли бы узнать, о каких разведённых и утративших святость женщинах и о каких блудницах говорится. Поэтому, излагая законы о первосвященнике, Тора повторяет все эти, уже известные нам, названия.

Но существуют и различия: когда Тора излагает закон о разведённой женщине, запрещённой первосвященнику, мы не встречаем выражения, знакомого нам по отрывку о простом священнике: «Жена, отосланная мужем своим». Это нужно для того, чтобы подчеркнуть, что и тогда, когда бывший муж женщины уже умер, она запрещена в жёны как обычному священнику, так и первосвященнику.

(Разумеется, существует множество комментариев, дающих расширенное толкование этим строкам текста в книгах «Кидушин» и «Гитин». Что же касается практического применения законов – это можно найти в «Шульхан арух». Наша задача – вникнуть в простой смысл текста.)

«Священник же высший из братьев своих… головных волос своих да не растреплет и одежд своих да не распарывает. И ни к какому умершему не должен он подходить; и отцом своим и матерью своей не должен он осквернить себя. И из Святилища нельзя ему выходить, дабы не бесчестить Святилище Бога своего, ибо венчание елеем помазания Бога его на нём. Я Господь».

Первосвященнику, так же, как и назорею, запрещено оскверняться нечистотой от мёртвого, даже от семи самых близких родственников. И не только осквернение прикосновением или присутствием – даже знаки траура (распарывание одежды и растрёпывание волос) ему запрещены (в отличие от простого священника, для которого нет такого запрета). Причиной тому – особая святость, отличающая высшего из священников. Эта святость запрещает ему проявлять скорбь в Скинии или в Храме. Заменить же его невозможно – отсюда и запрещение покидать Святилище во время службы, несмотря на смерть самых близких, чтобы не нарушить законы храмовой службы.

Чем выше святость, тем сильнее самоотречение перед лицом Всевшнего. В отличие от обычных священников, которым разрешено оставить Храм и службу ради траура по своим близким и даже оскверниться нечистотой умершего, первосвященнику приходится заплатить высокую цену в своей личной жизни.

Итак, мы подошли к самой высокой степени святости в народе Израиля – к высшему из священников, о котором Всевышний говорит: «Я Господь, освящающий его».

Всё начинается с законов строительства Скинии. Это место, где Всевышний пребывает в среде народа Израиля – и народ должен соответствовать этой святости.

Поэтому сразу же за этими законами следует подробное изложение законов о запрещённых видах пищи и различных видах нечистоты, от которых следует отдаляться, чтобы не оскверниться.

Затем изложены законы, которые приближают сыновей Израиля к святости.

За ними описывается путь к святости для священников, несущих службу в Скинии или Храме, и, наконец, приведены законы для первосвященника, который находится ближе всех к Божественному присутствию, наполняющему Святилище.

Теперь Тора подробно объясняет законы и пути служения священников, а также назыавет причины, по которым священник, несмотря на его святость в глазах Всевышнего, становится непригоден для этой службы.

Начинается этот список с дефектов во внешности и здоровье священников, и заканчивается видами нечистоты, которые препятствуют им нести службу и есть мясо святых жертв.

Такой порядок перечисления показывает нам, что нечистота во всех её видах хуже, чем внешние дефекты или уродство.

После этого описываются животные, которых запрещено приносить в жертву из-за их изъянов.

Вслед за этими законами следуют законы о таких животных, которые запрещены для приношения в жертву только в определённое время: например, такое, которому ещё не исполнилось восьми дней, или животное, мать которого была зарезана в этот же день, и поэтому оно не годится для жертвоприношения.

Перечисляя физические недостатки священников, лишающие их возможности служить в Храме, Тора начинает с явных, заметных дефектов: слепота, хромота, плоский нос, уродливое лицо. Оканчивается же этот список такими дефектами, которые не видны со стороны: горб, парша, повреждённые ятра. Эти недостатки скрыты одеждами, тем не менее, священнику, страдающему каким-либо из них, запрещено нести храмовую службу. Храмовая служба имеет и духовный, и эстетический аспект, и должна быть совершенна во всех смыслах. Поэтому даже чисто внешний и даже скрытый изъян является препятствием для служения.

Противоположность слову «изъян» – это «беспорочность» (агнец годовалый беспорочный»), что означает «совершенный, без изъяна».

Но, с другой стороны, физические недостатки не наносят ущерба святости, в них нет греха, поэтому «хлеб Господа своего из пресвятого и из святого может он есть». Страдающий болезнью или физическим недостатком имеет право есть мясо тех же священных жертв, которые разрешены его братьям – священникам, наделённым совершенным внешним видом и здоровьем: жертвы повинности, грехоочистительные и мирные жертвы. Это разрешение свидетельствует о том, что святость их не ущербна.

Далее Тора переходит к запрету на вкушение жертв священникам, которые осквернились ритуальной нечистотой. Этот запрет более строгий, чем в отношении тех, кто страдает физическими дефектами, несмотря на то, что осквернение ритуальной нечистотой обратимо: священник может очиститься и после очищения приносить хлебный дар и вкушать от мяса святынь, в то время как страдающий физическим недостатком не может освободиться от него по собственной воле.

Тора употребляет здесь слово: «воздерживаться» (корень «нун-зайн-рейш»): «Скажи Аарону и сынам его, пусть они воздержатся от святынь сынов Исраэйлевых, посвящаемых Мне, дабы не оскверняли святого имени Моего». C другой стороны, от этого же корня происходят слова «венец» и «венчание», – как сказано о первосвященнике: «венчание елеем помазания Бога его на нём». Таким образом, значение воздержания и отделения здесь перекликается с контекстом святости: священники отделяются от остального народа, накладывая на себя дополнительные ограничения, и это самопожертвование венчает их как особая заслуга.

«Ни один человек из рода Ааронова, кто поражён проказой или слизетечением, не должен есть из святынь, пока не очистится». Мы видели, что не только священнику, но любому слизеточивому и прокажённому запрещено есть из святынь (см. Ваикра, 12). Зачем же это оговаривается здесь отдельно касательно священников? Ответ на это таков.

Необходим был отдельный запрет для священников, поскольку вкушение от грехоочистительной и повинной жертв – это повеления, обязывающие к активному действию и предназначенные для очищения от греха того, кто их приносит. Мы видели это в недельном разделе «Цав», в котором сказано: «Всякий мужского пола из сынов Аароновых может есть его, – установлено это навеки в роды ваши» (Ваикра, 6:11). И из того места, где говорится о том, как Моше прогневался на Аарона и его сыновей за то, что они не вкусили от жертв восьмого дня: «И разгневался он на Элазара и на Итамара, оставшихся сынов Аароновых, говоря: Почему не ели вы этой очистительной жертвы на святом месте? Ведь святая святых она, и её Он дал вам, чтобы простить вину общины, для искупления её пред Господом» (там же, 10:16-17)», – следует, что у этих жертв особая роль в искуплении народа от грехов, и поэтому священникам разрешено есть от них, даже когда они находятся в состоянии ритуальной нечистоты. Ведь сказано же: «всякий мужского пола из сынов Аарона», – и по ошибке можно подумать, что это распространяется и на нечистого. Поэтому требуется отдельное пояснение, что даже в этом случае нечистота препятствует вкушению от жертв, и сказано: «не должен есть из святынь, пока не очистится». Очищение от ритуальной нечистоты прокажённого и слизеточивого происходит на восьмой день, и выше уже было разъяснено значение восьмого дня в связи со священниками и жертвоприношеиями.

Далее описано очищение священника, который прикоснулся к источнику ритуальной нечистоты: «Кто прикоснётся к нечистому от мёртвого, или у кого случится излияние семени, или кто прикоснётся к какому-либо гаду, от которого он сделается нечист, или к человеку, от которого он сделается нечист по всякого рода нечистоте его. Лицо, которое к нему прикоснётся, нечисто будет до вечера, и нельзя ему есть из святынь, пока не омоет тела своего водой». Все перечисленные категории являются источниками осквернения, но, в отличие от осквернения мёртвым телом, для очищения достаточно омовения. Согласно некоторым толкованиям, здесь имеется в виду и осквернение мёртвым телом, – то есть, основой основ ритуальной нечистоты. Однако по пшату (буквальному истолкованию) следует, что эта категория не включена, поскольку в этом случае не достаточно было бы очищения омовением, но потребовалось бы очищение пеплом красной коровы.

Здесь же Тора приводит перечень тех, кому дозволено вкушать от жертв и от приношений: «И никакой посторонний не должен есть святыни; жилец священника и наёмник не должен есть святыни. Если же священник приобретёт себе человека покупкою за серебро своё, то сей может есть из неё; также и домочадцы его могут есть из хлеба его. А если дочь священника выйдет замуж за постороннего, то она не должна есть из святого возношения. Но если дочь священника станет вдовою или разведённою, и детей нет у неё, и возвратится она в дом отца своего, как в юности своей, то она может есть хлеб отца своего. Никакому же постороннему нельзя есть его».

А после описания тех, которым дозволено есть от жертв, говорится о самих жертвах: о том, что они также не должны иметь никаких изъянов.

Животных можно приносить в жертву, начиная с восьмидневного возраста. Здесь налицо аналогия со священниками: число восемь неоднократно встречается в связанных с ними законах. Однако этот закон упоминается уже в разделе «Мишпатим»: «…первенца из сынов твоих отдавай Мне. Так же делай и с быком твоим, и с ягнёнком твоим. Семь дней пусть будет он при матери своей, а в восьмой день отдавай его Мне» (Шмот, 22:28-29). Там речь шла только о первенцах, здесь же Тора распространяет этот закон на все жертвы скота, приносимые в Храме: до восьмого дня животное не может быть принесено в жертву. Как мы неоднократно объясняли, число 8 имеет особое значение в контексте святости. Оно символизирует надприродную сущность (которой не достигает число 7, выражающее природный мир во всей его полноте). Поэтому возносимая Всевышнему жертва должна достичь как минимум восьми дней – тогда она словно выходит за природные рамки.

Поэтому обрезание устраивают именно на восьмой день: ведь это тоже вид жертвы Господу. Младенец лишается крайнее плоти, и таким образом вступает в завет праотца нашего Авраама. Если бы речь шла о животном, эта операция сделала бы его непригодным для жертвоприношения, однако обрезание еврея, напротив, приближает его к совершенству.

Дополнительные временные ограничения обозначены в стихе: «Ни коровы, ни овцы не режьте в один день с потомством её». Этот запрет относится не только к жертвоприношению, но и к обычному забою скота, потому здесь не сказано: «Будет благоугоден для огнепалимой жертвы Господу», как то говорится о принесении в жертву телёнка или ягнёнка, начиная с восьмого дня. Это объясняется тем, что выше речь шла только о жертвах, а здесь о жертвах и о забое.

Теперь Писание переходит к новой теме, казалось бы, не связанной с предыдущими: «И когда режете в благодарственную жертву Господу, то приносите её так, чтобы она принесла вам благоволение. В тот же день должна она быть съедена; не оставляйте от неё до утра… И не бесчестите святого имени Моего, и буду Я святим среди сынов израилевых. Я Господь, освящающий вас, Который вывел вас из земли Египетской, чтобы быть вам Богом. Я Господь».

Так кончается рассмотрение темы освящения человека, изложение которой началось в разделе «Шмини» (там речь шла об ограждении человека от запрещённых видов пищи и от скверны, связанной с падалью и нечистыми животными), продолжилось в разделах «Тазриа» и «Мецора» (законы о разнообразных видах нечистоты), а также в разделах «Ахарей мот» («отдаляйся от зла» – законы о запрещённых половых связях) и «Кдошим» («твори добро» – освящение народа Израиля). Наконец, в нашем разделе речь идёт о святости священников и первосвященника, а также о правилах вкушения ими мяса жертв. Теперь Тора переходит к теме святости времени и к особым освящённым дням.

Почему же, в таком случае, здесь приводится закон о благодарственной жертве и сроках её вкушения? Ведь правила благодарственной жертвы были подробно изложены в разделе «Цав»: «И вот закон о мирной жертве, которую приносят Господу. Если кто в благодарность приносит её… И мясо мирной жертвы благодарности должно быть съедено в день приношения её; не должно оставлять от неё до утра. Если же по обету или в добровольный дар приносима им жертва, то в день приношения им жертвы своей может она быть съедена, а на другой день и оставшееся от неё может быть съедено» (Ваикра, 7:11-16).

Как мы уже видели, в этом разделе указано время вкушения благодарственной жертвы, отличающееся от времени вкушения прочих мирных жертв (два дня). А кроме этого непонятно, почему при перечислении пороков жертвенных животных упоминаются только жертвы всесожжения и мирные жертвы, и отсутствует упоминание о повинных и грехоочистительных жертвах. Ведь предназначенные для них животные также должны быть без порока. К тому же, непонятно, почему в разделе «Ваикра» при перечислении жертвоприношений особо отмечено: «молодой бык без порока» (Ваикра, 4:3), «козёл без порока» (Ваикра, 4:23) – о грехоочистительных жертвах; «овен без порока» (Ваикра, 5:18) – о жертве повинности. Казалось бы, эти законы должны вытекать из аналогичных правил касательно жертв, наделённых меньшей святостью.

Можно предположить, что после разбора законов о святости священников, Писание возвращается к теме жертвоприношений, поскольку в этих законах объединяются разные уровни святости, отличающие разные части народа Израиля. Поэтому в начале изложения темы пороков животных, делающих их непригодными для жертвоприношения, Бог говорит Моше: «Говори с Аароном, и с сынами его, и со всеми сынами Израилевыми». Здесь упомянуты и священники, и простой народ, в то время как в предыдущих обращениях Бога к Моше речь идёт только о священниках.

Объединение святости священников и народа Израиля приводит к тому, что здесь упоминаются только те виды жертвоприношений, которые не являются обязательными (в отличие от грехоочистительной и повинной жертв). Их приносят те, кто жаждут освятиться – таковы жертвы всесожжения и мирные жертвы – и поэтому Тора неоднократно говорит о «желанной» жертве: «Всякий из дома Израилева и из пришельцев в Израиле, приносящий жертву свою по каким-либо обетам своим или в дар, который приносят они Господу во всесожжение, да будет она желанна вам, без порока… И если кто приносит мирную жертву Господу, исполняя обет или в дар, да будет она желанна, никакого порока не должно быть на ней». Это двойной запрет: простым евреям – приводить для жертвоприношения животное с пороком: священникам – приносить такое животное в жертву.

Затем Писание приводит повеление Всевышнего Моше, которое охватывает весь народ Израиля и должно объединить святость Израиля со святостью времени. Поэтому речь здесь заходит о том времени, когда нельзя приносить животное в жертву – например, до восьмого дня или в тот же день, когда была зарезана его мать. После этого Тора переходит к временным критериям, связанным с приносящим жертву: мясо жертвы благодарения следует съесть в тот же день, причём от него вкушают и священники (грудину, голень и четыре из сорока хлебов благодарения) и приносящие жертву (оставшееся мясо и тридцать шесть оставшихся хлебов благодарения), а тук воскуряют на жертвеннике. Это должно быть съедено в течение дня жертвоприношения и последующей ночи.

Таким образом, здесь происходит объединение всего народа Израиля и Господа в единой святости и в одном временном отрезке. Это уникальная особенность благодарственной жертвы. Ведь жертва всесожжения вся сжигается на огне жертвенника, возносясь к Всевышнему, грехоочистительная и повинная жертва, а также хлебное приношение – частично возносятся на жертвеннике, а частично съедаются священниками. Мирная жертва вкушается всеми, но это происходит в разных временных интервалах: сжигание тука на жертвеннике продолжается день и ночь, в то время как священники и приносящие жертву могут есть её мясо и на следующий день (исключением является овен назорея, время вкушения которого ограничено днём жертвоприношения и последующей ночью, однако назорея никак не назовёшь рядовым евреем). Только в рамках принесения жертвы благодарения священники, народ Израиля и Всевышний объединены общей святостью жертвы и едиными временными рамками. Поэтому именно упоминание об этой жертве завершает рассмотрение темы святости человека (как священника, так и простого еврея), стремящегося прилепиться к Богу, и является вступлением к теме святости времени.

Перед переходом к теме святости времени, а затем и святости земли Израиля (разделы «Беар», «Бехукотай») Тора указывает на то, что каждый может достичь высшей степени святости, пожертвовав собой ради освящения Божьего имени: «И буду я святим среди сынов израилевых. Я Господь». Из этого стиха выводится заповедь публичного освящения Божьего имени; благодаря ей, и тот, кто отпал от Бога, способен в один миг изменить свою судьбу и достичь вершины святости, пожертвовав собой на глазах у всех во имя Господа.

Вслед за этим Тора переходит к перечислению освящённых дней. В отличие от рассказа о праздниках раздела «Пинхас» книги Бемидбар, где подробно перечислены все жертвоприношения каждого из них, здесь Тора не касается дополнительных жертвоприношений каждого праздника, но останавливается на специфическом характере освящения времени, отличающем тот или иной праздник, указывая на присущий ему вид святости, проявляющийся в запрете совершать работу, и на причины его святости.

Перечень особых дней начинается с субботы, названной «собранием священным», что и является основанием для объединения её с праздниками: «Праздники Господни, которые вы должны называть священными собраниями, вот праздники Мои». Иными словами, вот праздники, установленные Мной.

О праздниках сказано: «Вот праздники Господни, священные собрания, которые вы должны созывать в их время». В отличие от праздников, время наступления которых определяется людьми (судом на основании определения новолуния и начала каждого месяца), время наступления субботы чётко фиксировано и неизменно с самой первой субботы творения. Суббота наступает каждый седьмой день, независимо от течения календаря, объявления високосного года, добавления дней к месяцу. Тем не менее, суббота названа «священным собранием» – потому что она освящается евреями посредством выполнения заповеди: «Никакой работы не делайте. Это суббота Господня во всех местах поселения вашего». А про праздники сказано: «Никакой работы, труда, не делайте». Разница в формулировках объясняется следующим образом: работа вообще – это все виды работы, то есть активности, направленной на изменение мира; спецификация работы как труда позволяет исключить из запрещённых её видов те, что направлены на поддержание жизни, т.е. на изготовление пищи. Исключением из праздников является День Искупления, о котором сказано, как о субботе: «И никакой работы не делайте в самый день сей». Поэтому запрет на работу в День Искупления охватывает и те виды деятельности, которые служат приготовлению пищи.

В разделе «Бо» впервые приводится заповедь о празднике Песах. Там подробно объясняется: «И в первый день священное собрание, и в седьмой день священное собрание да будет у вас. Никакой работы не должно делать в них: только то, что служит пищею для какого-либо существа; лишь это можно делать вам» (Шмот, 12:16) – таковы, например, запреты на выпечку, на забой скота, на разжигание огня для готовки и т.д. А в нашем разделе о Песах сказано просто: «Никакой работы, труда, не делайте» – ограничение запрета передано здесь не подробным разъяснением, а специфицирующим запрещённые виды работы словом «труда».

Освящение праздников осуществляется судом, устанавливающим начало каждого месяца, а также определяющим, какие годы являются високосными, то есть содержат дополнительный месяц. В соответствии с этим, определяется точный день праздника. Таким образом, время наступления каждого праздника устанавливается людьми, в то время как время наступления субботы фиксировано и установлено Небом. Поэтому сказано: «Вот праздники Господни, священные собрания, которые вы должны созывать в их время», – в то время как в описании субботы отсутствует добавление «в их время». Если понимать «их время» как время, устанавливаемое Небом, то вставка принимает тавтологический характер, поэтому речь идёт о времени, устанавливаемом евреями. А в разделе «Пинхас» после субботы перечисляется новомесячье. Здесь новомесячье отсутствует – возможно потому, что речь идёт только о праздниках, в которые запрещена работа и которые названы поэтому «священным собранием». Новомесячье не относится к их числу. Но основная тема раздела «Пинхас» – это не святость времени, а законы праздничных жертвоприношений, приносимых в дополнение к постоянному жертвоприношению; поэтому там упомянуто новомесячье, отличающееся особой дополнительной жертвой.

В нашем же разделе перечислены освящённые праздники. После субботы следует Песах: пасхальная неделя содержит два праздничных дня, освящённые запретом работы. Затем наступает черёд следующего освящённого дня. Это праздник Шавуот, именуемый в разделе «Пинхас» днём первых плодов, ибо его наступление определяется приношением омера (заповедь, которая в силе только в стране Израиля), которое начинает осуществляться после первого дня Песах, шестнадцатого нисана и позволяет использовать в пищу новый урожай, что до этого было запрещено. С начала приношения омера отсчитывают семь недель, а на пятидесятый день объявляется праздник: «Священное собрание да будет у вас. Никакой работы, труда не делайте». В данном случае «священное собрание», в отличие от всех прочих праздников, не связанных с вступлением в страну Израиля, созывается на основе святости земли Израиля. Число пятьдесят и отсчёт семи недель приобретает в стране Израиля особое значение, как мы увидим при разборе заповеди юбилейного года. Юбилейный год устанавливается на основании отсчёта семи семилетий, а праздник Шавуот – семи недель. Этот отсчёт выражает связь между святостью времени и пространства.

После рассказа о празднике Шавуот следуют два стиха, на первый взгляд, выпадающие из контекста, которые уже встречались в разделе «Кдошим»: «А когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до конца поля своего. Когда жнёшь, опавшее от жатвы твоей не подбирай. Бедняку и пришельцу оставь его. Я Господь, Бог ваш». Почему здесь опущено повеление о оставлении беднякам ягод виноградника, содержащееся в продолжении данного стиха в разделе «Кдошим»? Можно предложить следующее объяснение. В предыдущих стихах Торы, посвящённых празднику Шавуот, упомянуты две вехи: начала пятидесяти дней отсчёта – приношение омера, после которого становится возможно использовать в пищу новый урожай злаков; и приношение двух квашеных хлебов возношения на пятидесятый день. При этом омер приносится из ячменя, а хлеба возношения делаются из пшеницы. Тот, кто собирает жатву ради выполнения заповеди, может решить, что высокая цель освобождает его от обязанности принесения даров беднякам. Поэтому здесь и возникает необходимость напомнить о них и о том, что святость времени не заменяет святость человека. А о винограднике ничего не говорится, потому что речь здесь идёт только о зерновых, ячмене и пшенице.

Интересно, что в отличие от праздника Песах, для которого указана точная дата: пятнадцатый день первого месяца, время наступления праздника Шавуот устанавливается только отсчётом омера; его дата не упомянута, ни месяц, ни день, словно он находится превыше времени. Однако при описании последующих праздников, Тора приводит точную дату каждого из них: Новолетие, «напоминание о трубном звуке, священное собрание», – в первый день седьмого месяца; День Искупления, о котором сказано: «Смиряйте души ваши… и никакой работы не делайте» – в десятый день седьмого месяца; неделя Суккот включает в себя два дня священного собрания: пятнадцатый и двадцать второй дни седьмого месяца.

Таким образом, в году есть семь дней священного собрания, не считая субботы (как мы указывали, суббота занимает особое положение, поскольку имеет фиксированный характер), при этом большая их часть приходится на седьмой месяц. Следует отметить и две праздничные недели – Суккот и Песах – и отсчёт семи недель до праздника Шавуот. Число «семь» играет особую роль и в законах, излагаемых в последующих разделах: седьмой год и отсчёт семи семилетий до юбилейного года.

Таким образом, можно сказать, что числа «семь» и «восемь» играют особую роль во всех трёх аспектах святости. Что касается святости человека, можно вспомнить о семи днях уполномочения и посвящении Аарона и его сыновей на восьмой день, а также о ряде законов очищения от скверны, когда нечистота продолжается семь дней, а на восьмой день наступает очищение. Схожее соотношение имеет место и в том, что касается святости земли Израиля: юбилейный год – это первый год восьмого семилетия. Он словно возвещает конец времён и возвращение к началу цикла, что проявляется и в освобождении рабов, и в возвращении земель их изначальным владельцам. А праздник Суккот освящается посредством четырёх растений и пребыванием в куще, а главное – радостью: «И радуйтесь пред Господом, Богом вашим, семь дней».

После праздничной недели наступает восьмой день – праздник Шмини Ацерет, словно находящийся превыше времени. Поэтому Писание приводит две заповеди, на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к нашему разделу, которые уже не раз упоминались в книгах Шмот и Ваикра: возжигание светильника и помещение хлебов приношения на столе в Скинии. Сказанное нами выше позволяет понять причину появления их здесь: в обеих заповедях особое значение имеют число 7 и слово «всегда», «постоянно», тамид. О светильнике-семисвечнике (оливковое масло, именуемое словом ШеМеН, связанное своим корнем со словом ШМоНе, восемь, указывает на число 8): «…дабы возжигать светильник постоянно (тамид)»; «…пред Господом, от вечера до утра, всегда (тамид), устав вечный в роды ваши»; «На светильнике чистом да расставляет он лампады пред Господом всегда (тамид)». Здесь слово тамид встречается трижды. Это подчёркивает, что народ Израиля превыше времени и природы, и, в отличие от прочих народов мира, не подчиняется естественным законам. Господь вершит ему чудеса и ведёт его особым путём, вопреки всем историческим и социальным силам и обстоятельствам.

При описании заповеди о хлебе приношения упомянуты двенадцать хлебов, что соответствует двенадцати коленам. «И каждый день субботний должно раскладывать их пред Господом постоянно (тамид)». Суббота – седьмой день недели – связана с коленом Леви, находящимся на седьмой ступени святости, а слово тамид указывает на число 8 (ведь хлеб лежит на столе восемь дней), символизирующее надвременной мир, и это соответствует священникам, находящимся на восьмой ступени святости, которые едят хлеб на восьмой день после его выпечки. Поэтому сказано: «И будет это для Аарона и сынов его, и они должны есть это на святом месте, ибо это святая святых для него из жертв Господних, постановление вечное». «Святая святых» указывает на десятый уровень святости. («А десятый будет свят Господу» (Ваикра, 27:32).) В этом стихе объединены три аспекта святости: святость человека («для Аарона и сынов его»), святость пространства («на святом месте») и святость времени («постановление вечное»).

Последняя часть этого раздела посвящена сюжету, на первый взгляд никак не связанному со всем остальным содержанием. Но присмотревшись пристально, можно понять, что он прекрасно вписывается в рассматриваемую тему. В начале отрывка о человеке, поносящем Имя Бога, и о его наказании – забрасывании камнями – не упоминаются ни имена участников, ни проклинаемое Имя Бога. Имена неожиданно появляются после описания инцидента. Сначала написано: «И вышел сын израильтянки, он же сын египтянина, в среду сынов израилевых, и поссорились в стане сын израильтянки той с израильтянином. И проклинал сын израильтянки Имя, и поносил». До этого момента имена участников не называются. Далее написано: «И привели его к Моше; имя же матери его Шломит, дочь Диври, из колена Данова. И посадили его под стражу до объявления им решения по слову Господню». После случившегося названо и имя судьи – Моше, и имя матери проклинавшего, и Имя Бога, но нет ни имени проклинавшего, ни имени человека, поссорившегося с ним. Отсюда мы видим, что и проклинавшего, и того, кто спровоцировал проклятия, настигло справедливое воздаяние – их имена были «стёрты» из текста Торы. Cразу после описания этого случая, Тора приводит не связанные с этим разделом законы, которые уже встречались в главе «Мишпатим» – «око за око, зуб за зуб…». Причина этого в том, что вся история с проклинавшим началась со спора между двумя людьми: «и поссорились в стане сын израильтянки той с израильтянином». Поскольку Тора детализирует их происхождение, напрашивается вывод, что именно это стало поводом для ссоры. «Чистокровный» еврей стал срамить еврея по одному из родителей за его египетское происхождение, и это привело к проклятиям в адрес Имени Бога (в частности, такой мидраш приводит Раши). Поэтому Тора повторяет здесь законы, связанные с раздорами между людьми, и предупреждает о возможных последствиях, чтобы люди старались избегать подобных ситуаций: «И когда кто лишит жизни какого-либо человека, он должен быть предан смерти». Далее написано: «А кто убьёт скотину, должен заплатить за неё: животное за животное» – тут говорится о человеке, поссорившемся со своим товарищем и причинившем увечье его скотине, чтобы нанести ущерб его имуществу. «Кто нанесёт увечье ближнему своему, как сделал он, так да сделано будет с ним. Перелом за перелом…». «И убивший скотину должен заплатить за неё, а убивший человека должен быть умерщвлён». «Закон один да будет у вас, одинаков да будет он для пришельца и коренного жителя, ибо Я Господь, Бог ваш» – чтобы «коренной» еврей (как «израильтянин» в нашей истории) не счёл, что закон меняется, когда дело касается пришельца (то есть «сына израильтянки»). Его точно так же нельзя унижать, и с ним нельзя ссориться. Еврей и чужеземец, принявший иудаизм, равны перед законом, и не случайно, в результате описанного выше конфликта было стёрто не только имя сына израильтянки, но и имя израильтянина, вызвавшего поношение Имени Бога. «И говорил Моше сынам Израилевым; и вывели поносителя за стан, и забросали его камнями, и сделали сыны Израилевы, как повелел Господь Моше».

Этот раздел начался со слов «объяви священникам», говорящих о святости, и заканчивается словами о скверне, о поношении Имени Бога. Самому высокому уровню святости – «дабы Я был святим в среде сынов Израилевых», то есть прилюдному освящению Имени Бога и самопожертвованию во имя Него, в этом разделе противопоставляется его полная противоположность – проклинающий Бога, прилюдно оскверняющий Его, говоря о котором Тора использует такое же выражение: «в среду сынов Израилевых… и проклинал». Он действует тоже прилюдно, в среде сынов Израилевых, и поэтому получает самое суровое наказание в Торе – забрасывание камнями.

Так, с одной стороны, мы видим самую высокую святость публичного освящения Имени Всевышнего, а с другой стороны – публичное поношение Имени Бога.

Источником силы речи (данной только человеку, и отсутствующей у животных), является находящаяся в теле божественная душа. Её предназначение – заниматься Торой и заповедями, и освящать Имя Бога в этом мире, распространяя Его учение и веру. Когда же человек использует силу речи для того, чтобы проклинать Бога, – это высшая степень неблагодарности.

Человеку, проклинавшему Бога, противопоставляется Пинхас сын Элазара сына Аарона-священника, публично освятивший Имя Всевышнего. Про него тоже сказано, что он совершил свой поступок в среде сынов Израилевых, на глазах у всех: «…вступившись за Меня среди них» (Бемидбар, 25:11). И поэтому в разделе, носящем его имя, тоже есть часть, посвящённая праздникам, как и в главе, упоминающей прилюдное освящение Имени Бога. И опять становится очевидной связь между святостью человека, святостью времени и святостью Земли Израиля, так как в разделе «Пинхас», в эпизоде о дочерях Цлофхада, просивших наследный удел в Земле Израиля, тоже говорится о святости Земли Израиля. В отличие от проклинавшего Бога человека, чьё имя Тора подвергла забвению, имя и происхождение Пинхаса, сына Элазара, сына Аарона-священника названо полностью. Он освятил Имя Бога, и поэтому его имя также освятилось на веки веков, по принципу «мера за меру».

2022

Тема двух предыдущих разделов, «Ахрей мот» и «Кдошим» – святость всей общины сыновей Израиля, пути, по которым они должны следовать, чтобы удаляться от зла (раздел «Ахрей мот») и стремиться к праведности («Кдошим»). В нынешней главе, «Эмор», рассматриваются заповеди для той части народа Израиля, которая избрана для того, чтобы служить Всевышнему в Его Храме. Из-за своего особого предназначения они выделены в отдельную группу, требования к их святости строже, обязанности – более сложны. Возглавляет их первосвященник, предназначение которого ещё выше, так же, как и требования к нему.

Коаним – священникам – даны дополнительные заповеди, выполнения которых не требуется от остальных сыновей Израиля: запрет нечистоты мёртвого и запрет женитьбы на блуднице, разведённой и обесчещенной женщине. В свою очередь, первосвященнику запрещена любая нечистота от мёртвого, которая дозволена (даже заповедана) другим коаним в случае смерти одного из семи их близких родственников. Первосвященнику запрещена даже женитьба на вдове, в дополнение к запрету (для простых священников) на брак с обесчещенной женщиной, разведённой и блудницей. Чем выше посвящённость и важнее предназначение, тем больше ограничений.

Название нашего нынешнего раздела «Эмор» – «Скажи».

В самом его начале этот глагол повторяется дважды: «И сказал («амар») Господь Моше: объяви священникам, сынам Аароновым, и скажи («эмор») им…». В чём смысл этого удвоения?

Этот глагол, кроме известного нам значения, имеет и другой смысл.

«Господа превознёс («ээмарта») ты ныне, чтоб Он был тебе Богом… И Господь превознёс («ээмир») тебя ныне, чтоб ты был Ему особым народом…» (Дварим, 26:17-18). Тот же корень – «алеф-мэм-рэйш» – и означает это слово «возвышение, подъём».

Таким образом Всевышний возносит священников над всем народом Израиля – через дополнительные заповеди, связанные с их службой в Скинии.

Следует отметить, что смысл этих двух повелений – ограничений в выборе жены и запрета на нечистоту от мёртвого – имеет разный характер и разные причины. Смысл запрета на нечистоту, в сущности, практический. Если священник нечист, он не может войти в Скинию для службы в течение, как минимум, недели, до тех пор, пока не будет выполнен обряд очищения пеплом красной коровы. Но если простого священника, который оказался нечистым от мёртвого, может заменить другой, то первосвященника заменить невозможно. Поэтому простому коэну не только разрешён этот вид нечистоты – он является заповедью, когда нужно участвовать в похоронах близких родственников. Но первосвященнику, замены которому нет, запрещено оскверняться от мёртвого в любом случае – даже в случае смерти одного из семи самых близких родственников.

Этот подход объясняет также, почему говорится только о запрете на осквернение мёртвым, а не перечисляются все иные виды нечистоты: пресмыкающиеся, падаль, слизетечение, проказа и т.д. Просто в этих случаях нет никакого «интереса» нарушить запрет, нет видимого противоречия с заповедью – участвовать в похоронах близких, поэтому нет нужды предостерегать от этого.

Что же касается второй заповеди – ограничении в выборе жены – она связана с самим коэном, с его духовным и физическим обликом. Священник должен быть совершенным.

Тора перечисляет физические дефекты и болезни, страдающие которыми не могут нести службу в Скинии, а также дефекты у жертвенных животных, превращающие их в запрещённые для вознесения на алтарь. Так и священник, служащий в Скинии, должен быть совершенен. Для этого и союз его с женщиной должен быть совершенен, без малейшей ущербности.

Если бы коэн женился на женщине обесчещенной, или разведённой, или блуднице, их союз не мог бы быть совершенным, потому что у жены сохранилась бы память о других мужчинах. Это наносило бы ущерб и его собственному совершенству, ведь коэн и его жена – это единое целое. (Например, жена священника, несмотря на то, что от рождения относится к сословию «исраэли», имеет право есть от жертвоприношений, предназначенных только коэнам.)

Требования совершенства первосвященника ещё строже, поэтому ему разрешено жениться только на девственнице. Вдова ему также запрещена, несмотря на то, что её мужа нет в живых, и нет опасения, что она может случайно встретить его и вспомнить о прежнем браке.

Требования совершенства относятся и к внешнему виду коаним. «Да не делают они плеши на голове своей и боков бороды своей не обривают, и на теле своём да не делают надреза».

«Головных волос своих да не растреплет и одежд своих да не распарывает» – как было сказано Аарону и его сыновьям.

В завершение темы чистоты, которой должен достигнуть человек (темы, начатой в главе «Шмини»), наш раздел повествует о воцарении Божественного присутствия в среде сыновей Израиля, о публичном торжественном провозглашении и освящении Его имени: «…дабы Я был святым среди сынов Исраэлевых, Я, Господь, освящающий вас…» (Ваикра, 22:32).

Этой высшей ступени святости может достигнуть любой из сыновей Израиля, не будучи священником, как в свой час достигли её Калев бен Йефуне и Пинхас. Как противопоставление этому духовному подъёму Тора приводит самый крайний вид духовного падения – богохульство, кощунственное осквернение имени Всевышнего. Наказание за это преступление – побивание камнями, потому что человек, получивший дар речи для достижения святости, использует этот дар для того, чтоб проклинать Того, от кого его получил.

Из того, что предназначены для службы в Скинии, не следует, что коэн более свят и близок к Всевышнему, чем пророк, принадлежащий к сословию «исраэли», с которым Всевышний говорит постоянно. Напротив, пророк ближе к Нему, чем сам первосвященник. Разница между ними подобна разнице между министром царя и его рабом. Понятно, что раб может входить во внутренние покои, туда, куда нет доступа министру, и видеть царя тогда, когда министру это не дозволено. Физически раб находится ближе к царю, чем министр, но духовная связь царя и раба не сравнима с духовной близостью царя и его министра. Требования Всевышнего к священникам также сходны с теми требованиями, которые царь предъявляет к рабам.

Оканчивая тему святости человека, наш раздел повествует об освящённых днях в году – временах, предназначенных для праздников народа Израиля. В следующем разделе, «Беар», говорится о святости места – о земле Израиля.